Доброго времени суток всем! Еще раз простите, что я так долго, но сами понимаете, творческий процесс таков, что законам логики и желания не поддается.
Еще одно маленькое объявление, 8я глава особенная, она особена не только тем, что она последняя, а еще и тем, что одна из частей будет написана в соавторстве с моим милым SV-Вагончиком! Прошу любить и жаловать!
- Глава 8 - Часть 1 - В которой мы узнаем, где пропадал Андрей Жданов.
- Анюта! Сколько тебе говорить, что держать гостей на пороге – невежливо! – донесся голос из коридора, и в прихожую вышла Катя. – Извините, она… - Катя замолчала на последнем слове и упала в спасительный обморок.
В нос ударил резкий запах нашатыря. Налитые тяжестью веки с трудом распахнулись. Яркий свет и все размыто. Кто-то склонился над ней, но глаза различали лишь черное пятно.
Вот нечеткие очертания приобретают форму. Взгляд различает взлохмаченные черные волосы, тонкий шрам у виска, легкую небритость, красиво очерченную линию губ и глаза с нежностью смотрящие на нее.
«Не может быть» проносится в мозгу. «Но это его глаза, эти его глаза цвета… Было очень трудно определить, какие же они были: цвета горячего шоколада, выдержанного виски или карамели…»
Губы пересохли и ужасно хотелось пить.
- Андрей…ты?… как же это… нет, не может быть, мне же.. я же…, - язык не слушался, а мысли явно совершали в мозгу реактивный забег. Но Андрей приложил палец к ее губам. «Он, он, это его пальцы, его руки, его… те, о прикосновениях которых хранило ее тело, те, что так часто ласкали ее в снах…он…он пришел, но как???»
- Тссс, молчи… Катя, Катенька…
«Господи, как давно так никто ее называл – Катя, Катенька…»
Андрей ласково провел пальцем по ее щеке, осторожно заправил за ухо выбившийся из прически локон… И так хотелось молчать, молчать и просто смотреть друг другу в глаза, они скажут все без слов. Смотреть и видеть щемящую нежность, любовь и пустоту страданий, и одинокую слезу, сбежавшую по ее нежной и по его не бритой щеке…
Андрей шумно вздохнул.
- Тихо, лежи. Я все все тебе расскажу. Только не перебивай меня, пожалуйста, пока я не закончу.
Катя только кивнула.
- Мы с тобой расстались в тот самый миг, когда произошла та злополучная автокатастрофа. Я мало что помню, знаю только, что удар пришелся на водительское место. Мне еще потом говорили, что первый раз такое видят, обычно водитель себя спасает, а тут себя подставлял… Знаю, что меня вытащили из машины за миг до того как она взорвалась. Кира и еще один мужчина, но я даже лица его не помню. Знаю, ты хочешь спросить, откуда там взялась Кира? Ехала за нами от самого Зималетто, вот и оказалась рядом… Я потерял сознание и очнулся только через месяц – был в коме. За это время родители перевезли меня в одну из самых дорогих частных клиник Лондона… Но врачи ничего не могли сделать, в сознание я не приходил. У отца на фоне всех этих переживаний случился обширный инфаркт, с тех пор он прикован к инвалидному креслу. Поэтому в Москву улаживать все дела с Зималетто полетела Кира.
Я хорошо помню тот день, когда она вернулась, потому что в тот день я умер, там, в белой палате на больничной койке с накрахмаленными простынями.
Я помню, как долго, долго бродил темными коридорами, по замкнутому кругу и не было выхода и надежды. Знаешь, а это все, правда, про свет в конце туннеля и прочее. Я шел на свет, а он уходил дальше и дальше. Я уставал, падал, вставал и шел дальше, стирая ноги в кровь, вокруг проносились тени. Я звал их, пытался поговорить, но они качали головой, словно говоря, что мой час не настал, и пролетали мимо. А потом, потом я словно взмыл в воздух и увидел Москву.
Взглядом скользил по верхушкам московских высоток и чуть желтых крон парковых деревьев. И среди всего этого великолепия и многообразия вечерней Москвы, такой родной, такой далекой, увидел маленькую фигурку. Она стояла на мосту и так отчаянно цеплялась за металлические перила. Ее волосы нещадно трепал ветер, где-то внизу по городским венам бежали красные огоньки, а тело перекинулось через ограду, словно стремясь влиться в этот поток, который никогда не спит… Катя, я увидел тебя. И мне стало так страшно, как никогда не было. Так хотелось позвать тебя, утешить, обнять, остановить. Хотелось понять, что делает моя маленькая девочка, с железной волей и огромными глазами, хотелось услышать едва заметный аромат твоих волос… Кать, я знаю, что это глупо. Я ведь был в коме и это всего лишь галлюцинации, или как там это называется, я не силен в медицинских терминах…
Но все было так реально и мне хотелось бросится к тебе, сделать что-то…Остановить как-то… Позвать…
Вдруг я почувствовал в своей руке что-то холодное, посмотрел – осколок стеклышка… Я все понял, я был так зол что закричал что было мочи:
- Подожди, солнце, не умирай!!! Ты завтра вернешься… Только завтра для нас уже не будет… Подожди… Останься… Помоги…спасти… Катя, Катенька…»
Я видел как твои руки перебирают металлические стрержни, подтягивают тело вверх. И ветер нещадно трепет волосы… Я снова кричал:
- Катя, Катенька…
Но ответом мне был лишь шелест деревьев.
- Катя, Катенька…
И я очнулся, последнее, что я помню, яркую вспышку солнца на осколке стекла… Вот так, Катюша, ты вывела меня из комы. Но реальность оказалась куда хуже комы. Там, было пусто, темно и страшно, но где-то даже спокойно, словно я просто спал. Очнулся в чужом для меня Лондоне. Мама спала в рядом кресле. Папа, как оказалось, с сердечным приступом. А на следующий день прилетела Кира. И лучше бы она никогда не появлялась ни в дверях моей палаты, ни в моей жизни. Она пришла ко мне, вся в слезах и сбивчиво что-то говорила. А потом протянула газету, а в ней некролог… Твой Катя…
Тогда и закончилась моя жизнь, я не хотел жить в этом мире, когда рядом не было тебя. Вытаскивал капельницы и вен, переворачивал оборудование в палате… Но врачи неизменно возвращались и все ставало на свои места. Еще три месяца я провел на больничной койке, и рядом все время были мама и Кира, Кира и мама…
Мое тело поставили на ноги, но душу спасти не сумели. Мама все время капала мне на мозги, о том, что тебя нет и вернуть тебя нельзя. А Кира рассказывала, что родители твои меня ненавидят и ни видеть, ни слышать не хотят. Считают, что это я виноват в том, что ты погибла в той аварии. Они были рядом, всегда, каждую минутку мучили меня своими рассказами, уговорами. А потом началась старая песня, про Киру конечно… Мне было все равно, я даже не помню толком, как проснулся женатым человеком. Нас расписали тихо и без лишнего шума, просто подписи в регистрационной книге посольства. Мы переехали жить в небольшой городок под Лондоном, потом перебрались в пригород Парижа. Меня всячески ограждали от той прежней жизни, в Москве. А меня она и не интересовала, ни Москва, ни Зималетто, ни друзья, ни знакомые, какой в этом смысл, если рядом нет самого дорогого, что только может быть!
Кира продолжала заниматься модой, а я… я был не нужен никому, и себе в первую очередь.
Так продолжалось пять долгих лет, пять безумно скучных и однообразных лет. И все эти пять лет я не жил, я существовал. И все продолжалось бы так и дальше, если бы Кира вопреки всем указаниям и запретам врачей не забеременела и не решила рожать. Она хотела скрепить наш брак. Но ребенок… он родился мертвым, и это еще больше отдалило нас друг от друга. Кроме всего прочего у Киры были серьезные осложнения после родов, она не вставала с постели с каждым днем угасала. Она позвала меня к себе и все рассказала. О тебе и том, что сделала, что они с мамой сделали… И ушла, просто тихо ушла…
Наверно, она все-таки очень сильно любила меня и не хотела, что бы я всю жизнь страдал.
После ее похорон я отправился на твои поиски. Ближайшим рейсом вылетел в Москву, такси и я стою возле твоего подъезда. Было очень страшно войти внутрь. Ведь я ничего о тебе не знал. А вдруг ты вышла замуж и счастлива… У тебя есть дети… Я около получаса бродил вокруг твоего дома, решая имею ли я право вот так, через пять лет вдираться в твою жизнь.
Еще пол часа я считал ступеньки твоей парадной, поднимаясь на один этаж вверх и спускаясь обратно. Но видимо, это судьба такая, когда я поднялся на нужный этаж в твоей квартире никого, кроме строителей не оказалось. И я снова оказался на замерзшем дворе.
И тут я увидел Колю, да, да мсье ЗорькИн шел проверять работу этих самых строителей. Я не буду описывать его состояние, когда он меня увидел, и то, как потом минут пятнадцать ни слова сказать не мог, только держался за сердце и куда-то тыкал пальцем.
Мне удалось узнать, что ты уже пять лет живешь в Вене и что у тебя есть от меня ребенок. Через три часа я сидел в самолете Москва – Вена, а еще через четыре ехал по взятому у Коли адресу. Но в той квартире ты, как я уже понял, давно не живешь.
Я в Вене уже неделю и всю эту неделю пытался тебя найти, я хотел сказать вас найти. Но у меня не выходило. Фамилию Пушкарева здесь никто не знал, ни в посольстве, ни в справочной, ни где! Я уже совсем отчаялся, тут еще мобильный сел. Я нашел первый попавшийся автомат, хотел позвонить Коле, и, листая телефонную книгу на предмет международных звонков, я случайно увидел фамилию Жданоф, Катрин…
Я не поверил своим глазам, но решил рискнуть… Я не рассчитывал тебя найти, но надежда умирает последней. Я понял, что это твой дом, когда наша дочь открыла дверь. Она поразительно на нас похожа.
Сразу видно, что в ней течет моя кровь. Она прекрасна, у нее мои глаза и твой маленький носик. Нет… она не прекрасна… она просто божественна. – Андрей замолчал. По его щеке прокатилась одинокая слезинка.
За эти пять лет он сильно изменился, возмужал… на смену мальчишке пришел мужчина. Черты его лица остались прежними, лишь тонкий шрам у виска, на память, да в волосах добавилось седых волосков, а так, все как при их последней встрече. Только глаза стали какими-то другими. Пустота исчезала, наполняясь океаном боли и счастья. И все, что он не успел еще рассказать, она сумела прочитать в его глазах цвета виски.
Она тоже плакала, но впервые за долгие годы от радости. Они вдвоем столько пережили, да и порознь тоже не меньше.
- Кать, я… - теперь пришел ее черед заставить его замолчать.
- Не надо слов… Я и так все знаю… Я тебя люблю… - и она нежно прикоснулась к его губам, таким родным и теплым…
_________________ The Queen is never late, it is everyone else is simply early
|